Лунная Феерия
Том 1. Глава 5. Сладко яблочко с древа предательства
Перевод - Ксена
Анлейт - AQUA Scans
& Icarus Bride
С пустой бочкой в руках Анна опустилась на колени.
- Этого не может быть. Почему его нет. В бочке было больше половины сахара, когда мы брали его в домике лекаря… Я проверяла… И дверь фургона была заперта…
В таком случае, даже если они доберутся до Льюистона, она не сможет принять участие в Ярмарке Сладостей.
Ей придётся делать скульптуру из того сахара, который лежит в трёх бочонках, а без них её просто не допустят до участия.
Но если она не тронет эти три бочонка, ей не из чего будет делать скульптуру.
- …Почему… почему?! Никого не было в фургоне! Так почему?.. – кричала Анна.
- Чего опять неймётся? – раздался голос Шелла со стороны открытых дверей повозки.
Девушка встала. Ноги не слушались, её предательски шатало. Она была похожа на осиновый лист на ветру. Спускаясь с лестницы фургона, Анна споткнулась и зацепилась за Шелла.
- Что случилось-то?
- Серебряный сахар… исчез.
- Исчез?
- ...Осталось только три бочонка. Но для участия в ярмарке нужны три бочонка и скульптура. У меня больше нет сахара, чтобы сделать её…
Шелл нахмурился.
- В заезжем доме он был?
-Был. Я проверяла. И заперла двери. Никто не мог войти, но всё же…
Но всё же… серебряный сахар исчез.
Аннины пальцы, схватившие рукав Шелла, дрожали, в глазах стояли слёзы, мешающие видеть.
Она не могла понять, почему серебряного сахара не было.
- Анна? Что-то не так?
Вероятно, услышав шум, Джонас выШелл из своего фургона, за ним по пятам следовала Кэти. Но когда он увидел, как Анна цепляется за Шелла, в его голове явно промелькнуло подозрение.
Анна сочла, что расплачется, если попытается заговорить.
Вместо неё на вопрос Джонаса ответил Шелл:
- Кажется, серебряный сахар пропал.
- Э? Но серебряный сахар был в твоей повозке, правильно? Ты заперла её, так что никто не должен был войти.
- …Нет, кое-кто мог, - бесцветным голосом проговорила Кэти.
И в результате этих слов всё взгляды обратились к ней.
- Что ты имеешь в виду, Кэти?
Кэти опустила голову.
- Я не хочу предавать своего сородича, но… Я видела. Смотрела ночью в окно, когда мы останавливались в домике лекаря. Там ведь была повозка госпожи Анны, да? Я видела, как Мифрил Рид Под выходил оттуда. В лунном свете казалось, что всё его тело мерцало. Он был весь вымазан в серебряном сахаре.
«Мифрил?»
- Чего стряслось? Вы, ребята, так шумите, сгрудились тут все. О чём болтаете?
С крыши вагона свешивалась голова Мифрила с заспанными глазами.
«Это невозможно. Но… Только маленькая фея могла пробраться в запертую повозку. Кроме того, той ночью… Это правда, Мифрил единственный спал в обеденном зале…»
Анна всмотрелась в лицо бывшего фея-прислужника. Ей хотелось верить, что он не делал этого.
- Мифрил, подойди сюда, - строго приказал ему Джонас.
- Чего?! Я тебе не раб. Так что нечего тут раздуваться. И вообще, не сокращай моё имя! Я Мифрил Рид Под…
- Вниз, сейчас же!
Из-за гнева в голосе Джонаса и напряжения в воздухе на лице Мифрила появился страх. Спустившись с крыши, он робко посмотрел на Анну.
- Ч-что такое?
- Ты любишь серебряный сахар? – тоном судьи задал вопрос Джонас.
В ответ Мифрил кивнул.
- Люблю. Как будто есть феи, которые не любят серебряный сахар! Ну и что с того? Что случилось-то?
- Ночью, когда мы останавливались в заезжем доме лекаря, ты остался спать в столовой, верно? И сделал это с умыслом, не так ли?
- Чего?
- Серебряный сахара, который Анна отложила для Ярмарки Сладостей, пропал. Ночью Кэти видела, как ты вылетел из фургона Анны, покрытый серебряным сахаром.
Когда Мифрил услышал это, его глаза полезли на лоб, а челюсть чуть не поцеловалась с землёй. Но, затем, он, кажется, впал в бешенство, повернулся к Кэти и завопил:
- Какого чё-ё-ёрта?! Ты чего мелешь? Ты такая же фея… И говоришь, что я такое сотворил?!
Кэти испуганно метнулась за Джонаса, и уже оттуда донёсся её слабый голосок:
- Но я видела тебя.
- Врёшь! – крикнул Мифрил, прежде чем снова повернутся к Анне. На неё уставились испуганно-молящие глаза.
- Анна, я не крал сахар. Кэти врёт.
- Но что Кэти дала бы эта ложь?
Словно отклоняя обвинение Джонаса, Мифрил заорал:
- Заткнись, человек!!!
После чего вновь обратился к девушке:
- Анна, не говори, что даже ты сомневаешься во мне? Это был не я. Клянусь, это не я, - чуть не плача, выдавливал он из себя.
Анна хотела верить его словам. Но не было доказательств, способных развеять её сомнения.
«Не говорите мне… Нет, не может быть… Но…»
Сомнения раздирали сердце Анны. Она чувствовала желание поверить ему, но не могла не подозревать…
Должно быть, эти чувства отражались на лице.
Слёзы начали катиться по лицу, обращённому к Анне.
- Ты сомневаешься во мне, да, Анна? Ты не веришь мне. Анна…
- …Я хочу верить тебе.
- Но не веришь, да?! Немного, но всё равно сомневаешься!
Глаза Мифрила стали напоминать пару водопадов.
- Понял. Если ты считаешь меня таким, я сейчас же исчезну с глаз твоих!
Прокричав это, Мифрил сделал гигантский прыжок. Он перепрыгнул через повозку и пропал.
- Мифрил, подожди!..
Анна закричала, пытаясь остановить его, но голос внезапно оборвался. Какое право она имеет звать Мифрила назад, когда не может даже поверить ему? Даже если она скажет: «Я верю тебе», - но при этом не сможет вытравить сомнения из своего сердца, и они проступят во взгляде, ему будет больно.
Силы покинули её тело. Пальцы Анны соскользнули с рукава фея, и она опустилась на ступени повозки, обхватив лицо ладонями.
- Так я… я не смогу участвовать в Ярмарке Сладостей в этом году…
Шелл молчал, смотря в том направлении, где исчез Мифрил.
Обхватив подбородок ладонью, стоял в задумчивости Джонас. А затем, через секунду, щёлкнул пальцами.
- Придумал!! Так, Анна, ты не должна сдаваться! Если тебе нужно просто сделать скульптуру, ты можешь сделать ещё серебряного сахара, правильно?!
- Не могу. У нас нет сырья – сахарных яблок.
- Есть! На Кровавом пути есть сахарнояблоневая роща. Я слышал об этом на встрече гильдий, куда пригласили Рэдклиффов. Кажется, никто не ездит туда за яблоками, потому что нанимать охрану и преодолевать этот путь слишком проблематично и дорого. Сейчас осень, так что яблоки уже должны созреть.
Сахарная яблоня была загадочным деревом.
Если люди пытались выращивать его, что бы они ни делали, дерево не давало плодов.
Только на тех яблонях, что привольно росли в лоне природы, созревали яблоки.
Именно поэтому создатели сладостей отчаянно пытались узнать месторасположение сахарнояблоневых рощ, желая обеспечить себя сахарными яблоками.
Если так говорили на собрании гильдии Рэдклифф, то, скорее всего, яблоневая роща действительно была неподалёку.
Однако…
- Даже если на пути есть сахарнояблоневая роща, потребуется три дня, чтобы выделить серебряный сахар. Если потеряем так много времени на Кровавом пути, я не успею сделать скульптуру для ярмарки, когда приедем в Льюистон.
- В таком случае, в эти три дня, которые понадобятся для изготовления сахара, ты можешь просто сделать скульптуру из того сахара, который у тебя остался, верно? И одновременно перегнать яблоки на новый сахар, чтобы пополнить запас, а затем отправится в Льюистон.
- Это…
Анна чуть не сказала, что ничего не получится. Но её мозг, наконец, заработал снова.
Совсем не обязательно, что это невозможно.
Подняв голову, девушка посмотрела на Джонаса. И, словно бы придавая ей мужества, он кивнул.
- Ты сможешь это сделать. Взбодрись, Анна. Я тоже не лыком шит. Я помогу тебе.
Джонас с легким хлопком положил руки на плечи юной мастерицы. Сердце Анны переполняла благодарность за то, что он был так добр к ней и поделился информацией, которая в нынешнем положении могла спасти её.
И, наконец, Анна смогла слабо улыбнуться. Затем она посмотрела на тёмного фея.
- Прости, Шелл. Я была потрясена. Ты только заснул, а я… я разбудила тебя, да?
- Неважно.
Тремя днями позже…
Повозка Анны целеустремлённо неслась вперёд.
Остановки в течение дня стали совсем редким явлением.
Вместе с ночью приходила опасность, так что они не могли ехать. Останавливаясь в пристанищах, они с нетерпение ждали наступления утра, чтобы продолжить путь.
К счастью, разбойники и дикие звери больше не попадались им, и на третий день они прибыли в пристанище, которые должно было быть ближайшим к сахарнояблоневой роще.
Отсюда до имперского города Льюистона было полдня пути.
Пристанище располагалось на небольшом холме. С возвышенности были видны бескрайние пески пустыни, простиравшиеся до самого горизонта. Вдалеке от небольшой полоски редкого леса и голубой реки виднелись шпили королевского дворца, что казались крошечными с такого расстояния.
Однако хоть Льюистон был прямо перед ней, Анна не могла отправиться туда. Её рука сжалась в кулак.
«Нужно как можно скорее обработать сахарные яблоки».
Следующим утром, как только забрезжила зоря, Анна и Джонас вышли из своих фургонов.
Съехав с пути, они обыскивали окрестности на предмет сахарных яблонь, периодически сверяясь с картой.
И, когда солнце уже было высоко в небе… взгляд Анны зацепился за ярко-красные плоды.
- …Сахарные яблоки.
Не счастье, но, скорее, облегчение накрыло её с головой.
Сахарные яблони не были высокими. В лучше случае они вырастали чуть выше головы девушки. Бесконечное количество мелки веточек толщиной с человеческий палец отходило от тонкого ствола, придавая дереву нежный вид. На них висели темно-красные плоды размером с куриное яйцо, очень похожие на обычные яблоки. Они были настолько красными и блестящими, что казалось, будто их окунули в воск.
На самом деле, то, что они так быстро обнаружили сахарнояблоневую рощу, было невероятно, и потому к Анне вернулась бодрость духа.
- Мы сделаем всё вовремя. Я буду делать скульптуру и одновременно переводить яблоки на сахар, и так мы приедем в Льюистон ещё и со временем в запасе!
Анна слезла с козел и достала из повозки корзину.
Джонас помогал ей собирать яблоки.
В мгновение ока корзина полностью наполнилась сахарными яблоками, которые они благополучно ссыпали в фургон, отправившись за новой партией.
И после 5 или 6 заходов пол повозки настолько был завален яблоками, что нельзя было и шага ступить.
От вида переливающихся алым яблок Анна повеселела. Эмма тоже часто говорила о подобном.
Последние три дня они, как проклятые, мчались по дороге.
И смутные ощущения по поводу произошедшего с Мифрилом, как и собственное поведение, отошли на второй план.
Она смотрела только вперёд: то, что ждало её там, было намного важнее. Если она хотела, чтобы её мечты воплотились в жизнь, она должна не тратить время на бессмысленное беспокойство о том, что нельзя изменить, а стремиться к тому, что достижимо.
Если она хорошенько постарается, всё успеет вовремя.
- Я сейчас же начну работать!
Вернувшись в пристанище с полной повозкой яблок, Анна засучила рукава.
Вытащив огромный котёл и ковш из фургона, Анна повернулась к Шеллу, который лениво лежал на козлах, свесив ноги, и крикнула:
- Я сделаю тебе сахарную скульптуру, как только закончу с ярмарочной. Подождёшь немного, ладно?
- Просто сделай её съедобной.
Анна засмеялась в ответ на его колкость.
- Я уже говорила тебе: я покажу своё высочайшее мастерство, - ответила девушка и, мурлыча под нос что-то весёлое, начала забрасывать яблоки в котёл.
Шелл, приподнявшись, наблюдал за Анной, которая, судя по всему, наслаждалась своей работой.

Сахарная яблоня была также известна как ядовитое дерево, или древо предательства.
На ней росли красные блестящие вкусные плоды, являющиеся сырьём для серебряного сахара. Если, зная лишь это, кто-то бы попробовал откусить кусочек от сахарного яблока, его вкус оказался бы горьким, вяжущим, а фрукт – совсем несъедобным. Дерево, дающие плоды, предавало все ожидания.
Однако те же самые плоды в руках умелого создателя сладостей превращались в высококачественный сахар.
Сначала делец заполнял котёл водой и бросал туда одну-единственную горсть серебряного сахара. Затем добавлял свежие сахарные яблоки и оставлял их замоченными на ночь. Это позволяло избавиться от содержащейся в них горечи.
После чего воду сливали, наливали новую и ставили котёл на огонь.
Сахарные яблоки разваривались, и семена с кожурой всплывали, так что создатель сладостей снимал их ковшом вместе с вяжущей пенкой.
После того, как смесь загустевала, её переносили на плоское каменное блюдо, равномерно распределяя по его поверхности, и оставляли сушить ещё на день.
По истечении этого времени цвет менялся, а смесь превращалась в твердую белую пластину.
И, наконец, эта пластина растиралась в ступке.
Только тогда создатель сладостей получал чистый белый с серебристо-синеватым оттенком серебряный сахар.
Он отличался от обычно шероховатого сахара, имеющего желтоватый цвет и получаемого из сорго. Его гладкая текстура, похожесть на мелкий песок и белизна, не говоря уже о том освещающем сладковатом привкусе, который он имел, завоевали ему славу благодатной святой пищи.
После того, как она закончила погружать сахарные яблоки в воду, Анна сразу же начала работать над сахарной скульптурой для Ярмарки Сладостей.
Она должна была сделать большую скульптуру, которая подходила бы для празднества.
Анна вошла в фургон и вынула пачку бумаг из стола. Стопка пожелтевших листов различных форм и размеров была перевязана веревочкой. Анна развязала её и разложила записи на столе.
На каждой из них были нарисованы эскизы сахарных скульптур. Неровные, прерывистые линии были нанесены плохо заточенным пером. Рядышком неровно плясали написанные непослушным подчерком заметки о форме и цвете. Эти рисунки скопила Эмма, постоянно пополняя их новыми образцами. Собираясь творить сахарную скульптуру, Эмма всегда сначала доставала свои эскизы и выбирала из них один.
- Это богатство, которое сделала мама. Никому не отдам их. Это то, что я никому не могу позволить повторить.
Во время путешествия Эмма продавала сладости, сделанные Анной, подешевле тем, кто искал что-нибудь недорогое. В то время Анна делала такие сладости, которые ей выбирала мама.
Но сейчас Эммы не было рядом, чтобы сказать: «Делай вот эту скульптуру».
Анна должна была выбирать сама.
Её растерянный взгляд остановился на эскизе с цветами, который Эмма очень любила. Светло-розовые лепестки окаймлялись светло- и синевато-зелёными листьями, а на них сидели прекрасные белые бабочки. Это была чудная композиция.
Но ни с того, ни с сего слова Хью эхом отдались в её голове:
«Обезьяна видит – обезьяна делает».
«Тогда мне нужно сделать что-то такое, чтобы я не казалась обезьяной, подражающей другому? Не знаю…»
Думая, Анна отложила пожелтевшую бумагу в сторону и взяла бутылочки с красным, зелёным и синим порошками. Охладив руки водой в ведёрке и взяв каменную чашу, она направилась к бочонку с серебряным сахаром.
И уже собиралась зачерпнуть немного серебряного сахара, когда…
- Анна, Анна.
В дверь повозки постучали, а затем она открылась. В дверном проеме показалась голова Джонаса.
- У тебя достаточно бочек, чтобы влез весь сахар, который ты сделаешь? У меня есть одна в фургоне, почему бы тебе не взять её?
Джонас пошёл в повозку, держа в руках небольшую бочку. Анна криво улыбнулась.
- Пока я только замочила яблоки в воде. А к тому времени, как я закончу, у меня уже будет два пустых бочонка.
- О, ясно. Ну, раз уж я всё равно принёс его, оставлю здесь.
Вагон качнулся, когда Джонас с глухим стуком поставил бочку на пол. Анна распахнула глаза.
- Бочка пустая, так ведь? Она кажется слишком тяжёлой для пустой бочки. Это древесина такая?
- Она из мастерской моего отца, так что лучшая из лучших. В ней серебряный сахар не отсыревает.
- Спасибо. Но почему ты взял такое в путешествие?
- Я чувствовал, что она, так или иначе, пригодится. Лучше скажи, что ты решила делать?
- А. Просто подожди и увидишь. Я закончу скульптуру раньше, чем замоченные сахарные яблоки станут серебряным сахаром.
- Жду с нетерпением.
Джонас вдруг приблизился к Анне и положил руку ей на щеку.
- Ч-что?!
Джонас усмехнулся и снова сделал шаг к отскочившей от него девушке.
- Сделай всё в лучшем виде, Анна.
Руки Джонаса легли ей на плечи, а его лицо приблизилось к её так, что она могла чувствовать его дыхание.
- Ч-ч-что?! Джонас?! С-стой, ты что творишь?! Прекрати.
- Не глупи, Анна.
Отложив каменную чашку рукой, другую Джонас положил Анне на талию и притянул её к себе. Он улыбался ей.
- Я люблю тебя, Анна.
- Но я не чувствую ничего подобного…
- Я люблю тебя.
Губы Джонаса придвигались всё ближе.
- Н-нет!
Ладонь девушки опустилась равнёхонько на его щёку. Джонас, изумившись, убрал руки с её талии и сделал шаг назад.
- Почему, Анна?
- Разве не очевидно? Не люблю я тебя!
- Но я люблю.
- Это твои чувства, так?! Со мной они не имеют ничего общего! – закричала Анна, понимая, что она не может даже допустить того, что питает какие-либо романтические чувства к наследнику Рэдклиффов.
Она была сбита с толку и выведена из равновесия его предложением и добрыми словами.
Но, по правде говоря, когда он притянул её к себе и попытался поцеловать, её заполнил страх.
Джонас сделал такое лицо, как будто не мог поверить в то, что слышит. Возможно, это было естественно.
С самого начала он был самым популярным парнем на деревне, и все девушки хотели сблизиться с ним. Возможно, из-за этого он думал, что любая из них любит его.
- Понятно. Я надеялся, что ты полюбила меня.
Джонас рассмеялся, но смех получился каким-то болезненным. Анна, наконец, успокоилась.
- …Я… Мне очень жаль… Я не хотела тебя бить…
- Всё нормально. Я был слишком настойчив… Вспомнил! Если бы ты прервалась на готовку во время создания сахарной скульптуры, это было бы пустой тратой времени, да? Я принесу тебе что-нибудь попозже.
- Хорошо. Спасибо.
Джонас улыбнулся и ушёл. Анна глубоко вздохнула. Тот факт, что он беспокоился о её питании даже после того, как она ударила его, заставил её думать, что, в конце концов, он на самом деле был хорошим человеком.
- Полагаю, если бы я полюбила Джонаса, мне бы больше не пришлось заниматься подобным, не так ли?
Бормоча под нос, Анна вернулась к работе.
Пока она зачерпывала серебряный сахар из бочонка, в дверь постучали. Пришлось снова открывать.
На этот раз за ней стояла Кэти, держа в руках маленькую, но тяжёлую на вид корзинку.
- Это от господина Джонаса. Мне приказано отнести тебе еду. Куда мне её поставить?
- Спасибо, Кэти. Пожалуйста, поставь её под стол. Я поем позже.
Анна продолжила отмерять серебряный сахар, не поднимая головы. Недолго думая, Кэти заскочила на рабочий стол.
- Я дам тебе один совет.
Анна подняла голову и наткнулась на холодный взгляд феечки.
- Хоть господин Джонас и сказал, что любит тебя, и даже позвал замуж, не зазнавайся.
- Э?.. Не помню, чтобы зазнавалась, но…
Анна была сбита с толку внезапным обвинением Кэти.
- Не думаешь же ты, что господина Джонаса действительно может интересоваться такой, как ты?
Услышав эти колкие слова, Анна склонила голову. У неё было такое ощущение, словно кто-то уже говорил ей нечто подобное точно с таким же выражением.
«Когда это было?.. Должно быть, в Кноксберри».
И тут она вспомнила.
- Кэти, может ли быть такое, что ты влюблена в Джонаса?
Меньше, чем за секунду, щеки Кэти стали такими же алыми, как её волосы.
- Ты что говоришь?!
Даже её голос изменился. Её поведение ничем не отличалось от такового у девушек из Кноксберри. Они ревновали Джонаса к Анне из-за того, что она жила у него, и часто высказывали ей по этому поводу.
Когда девушка поняла это, её настрой по отношению к Кэти сменился на более дружелюбный.
- Как мило. Ты, должно быть, счастлива, что твоё крыло у человека, которого ты любишь, верно? Это намного лучше, чем если бы оно было у того, кого ты ненавидишь, или у того, кто считал бы тебя вещью.
- Я не о том говорила! Я сказала тебе не зазнаваться!..
- Было бы чудесно, если бы расцвела любовь между человеком и феей.
- Ты и вправду дура, да?! Что толку тратить на тебя время!
Выпрямив плечи, Кэти выскочила из фургона.
«По сравнению с Кэти, Шелл по-настоящему несчастен. Его крыло у той, кого он в глубине души считает непроходимой тупицей»
Дверь осталась приоткрытой, и через щель Анна видела плечо сидящего у костра Шелла.
Крыло фея, лежащее на траве, ловило отблески огня, переливаясь сверкающим алым.
- Любовь между феей и человеком…
Мысль пришла внезапно. Мог ли Шелл любить ту человеческую девушку, Лиз, которой он открыл сердце? Как только она подумала об этом, в груди разлилась боль.
Не понимая причин этой боли, Анна засомневалась в собственных чувствах.
- …Что это?..
Девушка по имени Лиз, жившая лишь в воспоминаниях Шелла… Почему-то Анна очень сильно ревновала к ней.
«Что ни говори, а я, в конце концов, хозяйка Шелла. Со мной он только потому, что у меня его крыло. Так что, как и обещала, я отпущу его, когда мы приедем в Льюистон».
При этой мысли в её сердце забушевал холодный ветер. Он шептал ей: «Ты одинока, да?»
Чтобы не слышать его шёпот, Анна встряхнулась, прогоняя ветер, и вернулась к работе.
Анна, добавив холодную воду к серебряному сахару, начала месить его. По ощущениям он стал напоминать мягкое тесто.
Благодаря цветным порошкам в руках девушки оказался уже не белый комок. Она использовала несколько порошков, так что и цвета получились разные.
С помощью различных техник она продолжала вылеплять скульптуру из смягчённого серебряного сахара.
Подошло время менять воду, в которой находились сахарные яблоки, а так же варить их.
Анна оставила дверь повозки открытой и то и дело выпрыгивала из неё, чтобы помешать варево и снять с него пенку, кожуру и семечки. Затем она возвращалась в фургон и возобновляла работу над своим творением.
Голова Джонаса периодически появлялась в дверях. Однако, не слова ни говоря, он просто проверял, как идут её дела, и молча уходил.
Анна находила эту ситуацию неловкой, так что тоже не могла заставить себя окликнуть его.
Время от времени она слышала волчий вой.
Однако, чувствуя себе в безопасности внутри крепких стен, не обращала на него особого внимания.
Сахарные яблоки разварились и превратились в кашицу, которая заняла своё место на каменной плите.
Два дня Анна работала над скульптурой почти без отдыха. Она ела, помешивая яблочную смесь в котле, и спала всего два или три часа.
Благодаря этому сахарная скульптура приобретала всё большую завершённость.
Следуя своим воспоминаниям, девушка добавляла искуснейшие детали, создавая точно такую же скульптуру, как та, что делала Эмма.
Лепестки цветов приобрели мягкие переходы от одного тона к другому. На крыльях бабочек появился геометрический рисунок. Листья нежно изгибали свои края. Сахарная скульптура получалась крупной, больше, чем руки Анны. Из-за размера сложно было судить о том, находились ли части между собой в гармонии. Однако Анна на удивление хорошо справлялась со своим делом.
Утром третьего дня скульптура была готова.
Это было прекрасное произведение искусства. Девушка даже могла бы гордо сказать, что как сахарная скульптура она была совершенна.
Однако юная мастерица не могла избавиться от странного чувства несоответствия.
Она была точь в точь такой же, как у Эммы, но всё же… Анна чувствовала, что её скульптуре не хватает притягательности, что не позволяла отвести глаз от скульптур Эммы, стоило кому-нибудь лишь раз посмотреть на них.
«Обезьяна видит – обезьяна делает».
Эти слова вновь и вновь всплывали в голове.
Тем не менее. Техника её была совершенна. Заставив застыть червячка сомнений, она сказала себе, что её скульптура прекрасна.
Чтобы творение не упало и не сломалось, Анна обвязала верёвкой основание, а затем закрепила другой её конец вокруг рабочего стола. Так, даже если повозку будет трясти, сахарной скульптуре ничего не будет грозить.
Закончив, она вздохнула с облегчением.
Анна вышла из фургона на подгибающихся ногах, измученная несколькими днями беспрестанной работы.
- Устала.
Девушка плюхнулась рядом с Шеллом, лежащем на траве и смотрящем в небо.
- Закончила? – в словах Шелла не прозвучало и намёка на интерес.
Анна кивнула и тоже прилегла.
Глядя на цвет увядшей осенней травы перед глазами, Анна подсчитывала дни.
- Включая сегодня, осталось три дня до ярмарки. Сегодня днём я измельчу сахарную кашицу, которая сейчас сохнет, и сделаю из неё серебряный сахар. Тогда, если отправимся завтра, сможем приехать в Льюистон за день. Я смогу предоставить сахарную скульптуру и три бочонка сахара. Слава богу.
Губы Анны расползлись в улыбке. Ветерок, тихо Шеллестя, пробежал по траве.
- Странно, - тихо произнёс Шелл.
- Что?
- Когда впервые увидел тебя на рынке фей, ты сладко пахла, как серебряный сахар. Я подумал, что это странно.
- Правда? Должно быть, немного осело на платье.
Громко втянув воздух, Анна понюхала платье, но Шелл покачал головой.
- Пальцы. От пальцев исходил сладкий запах.
- Я ничем не пахну.
- Пахнешь.
- Ну-у… Я всегда вожусь с серебряным сахаром. Это всё, что я умею.
Девушка ненадолго расслабилась, чувствуя умиротворение. Крыло Шелла растянулось на траве перед ней. Отражая солнечный свет, оно переливалось светло-зелёным цветом. Он зачаровал Анну.
А затем у головы Анны раздались шаги. Послышался голос Джонаса.
- Анна, ты сделала это. Я заглядывал в повозку. Это и вправду невероятно. Я никогда не видел такой большой и подробной скульптуры. Несомненно, именно ей достанется королевская медаль.
Совсем измотанная, Анна не нашла в себе сил даже для того, чтобы поднять голову, и просто поблагодарила его.
- Спасибо, Джонас. Это стало возможным только потому, что ты знал, где растут сахарные яблони.
- Нет, это тебе спасибо.
Джонас слабо усмехнулся, а затем пошёл к фургону Анны.
«Что это он задумал?»
Анна посчитала это странным и с усилием подняла голову.
И тогда Анна увидела, как Джонас впрягает своих лошадей в её повозку.
- Ты что делаешь, Джонас?
- Разве не видишь? Я собираюсь уезжать.
Шелл нахмурился и сел.
- Ты слишком торопишься, Джонас. Серебряный сахар ещё не готов. Мы отправляемся завтра. Кроме того, это не моя лошадь.
- Всё в порядке. Мои лошади быстрее. Нужно сделать так.
- Джонас?
Джонас безэмоциально закончил запрягать лошадей и залез на козлы Анниной повозки.
По крайней мере, девушка поняла, что он ведёт себя странно.
- Джонас? Что это такое?
- Мне не пришлось бы так поступать, если бы ты влюбилась в меня и согласилась на брак. Это твоя вина. Я три раза подступался к тебе, но ты упорно меня отвергала.
И тогда…
Закрытая железная воротина пристанища резко распахнулась.
В неё влетела Кэти. Казалось, она обезумела. Фея держала в руках кусок мяса, из которого капала кровь, и гигантскими прыжками приближалась к ним всё быстрее и быстрее.
За спиной Кэти слышались шаги огромной стаи диких зверей.
Шелл вскочил на ноги, сверкая глазами.
- Что это значит?!
Выкрикивая эти слова, Шелл вытянул вперёд правую руку, призывая меч. В то же время тяжелое звериной дыхание заполнило пристанище. Оно принадлежало волчьей братии. Их было около тридцати.
Анна напряглась при появлении волчьей стаи.
Кэти приблизилась к Анне, крича дрожащим голосом:
- Я же говорила, не зазнавайся!
Затем она бросила мясо ей в руки, но кусок ударил девушку в грудь.
В это мгновение Кэти совершил огромный прыжок. Она заскочила на крышу Анниной повозки.
Привлечённые запахом мяса, волки все, как один, бросились к Анне.
Шелл выскочил перед девушкой, настолько оШелломлённой, что неспособной даже визжать от страха, закрывая её от волков.
Одним взмахом меча он избавился от трёх передних.
Это отрезвило остальных, и они, рыча, стали окружать их.
- Шелл… Что… это?..
- Они сделали это. Они привели их.
«Под «они» он подразумевает Джонаса и Кэти? Почему они?..»
Джонас хлестнул лошадей. При звуке кнута мысли Анны, до того словно замершие, начали бурную деятельность. Она поняла.
«Джонас собирается украсть мою скульптуру!»
Анна совершенно забыла, что находится в окружении волков. Не думая, она рванулась к своей повозке.
- Джонас!!!
Погнавшись за уже тронувшимся фургоном, она запрыгнула на козлы.
Сидевший там Джонас невозмутимо достал из кармана бутылёк и, откупорив его пальцем, вылил на неё содержимое.
Черно-красная жидкость, пахнущая кровью, запачкала Анну.
Не обращая на это внимание, девушка крепко вцепилась в рукав скульптурокрада.
Волки, до того окружавшие Шелла, отреагировали на жидкость, и снова погнались за Анной. Фею оставалось только прищёлкнуть языком и полоснуть по ним мечом.
Однако волки словно обезумели. Они продолжали нападать, а их глаза налились кровью.
- Стой!!!
- Прощай, Анна.
Кнут опустился на руку, продолжавшую хвататься за мужскую куртку.
Обжигающая боль пронзила её, и Анна отпустила рукав Джонаса.
Как только это произошло, Анна скатилась с повозки и упала на землю. Волки тут же бросились на упавшую девушку. Но их безостановочно настигал меч бросившегося в бой Шелла.
За спиной фея Анна кричала, пока он рубил зверьё на кубики:
- Шелл! За Джонасом! Беги! Быстрее!
- Если пойду – достанешься им на ужин!
- Мне всё равно! Иди! Верни её! Забери у него мою скульптуру!
- Отказываюсь.
Шелл не останавливался ни на секунду, продолжая дело шинковки волков и окропляя их кровью всё в округе.
Звери старались вцепиться в крыло Шелла, повторяющее его движения. Они инстинктивно чувствовали слабое место фея.
Прежде чем клыки погрузились в его крыло, Шелл ловко уклонился и взмахнул мечом.
- Верни её, верни её! Иди за ними!!! Пожалуйста, пожалуйста, сделай, как я говорю!
- Тогда прикажи мне! Как моя хозяйка!
«Я порву твоё крыло. Уничтожу его», - как бы Анна ни старалась, эти слова не желали покидать горла.
- Пожалуйста, беги за ними!
Всё, что Анна могла делать – кричать.
- Шелл! Беги за ними, за ними! Пожалуйста, иди! Пожалуйста!!! Пожалуйста!!!
Повозка, в которой находилась сахарная скульптура, исчезла из виду.
Посмотрев на валяющиеся у ног трупы прирезанных им волков, Шелл Фэн Шелл остановился.
Как и следовало ожидать, он тяжело дышал. Крыло было забрызгано кровью.
Инстинктивно он тряхнул им, сбрасывая прилипшую жидкость.
Зверьё постоянно целилось в крыло. И страх за собственную жизнь множество раз пробирал его до костей.
Анна опустилась на землю, не обращая внимания на кровавый смрад.
Фей чувствовал облегчение от того, что и Анна, и крыло, которое было у неё, остались целы.
Он рассеял меч, а затем подошёл к девушке.
- …Почему ты не пошёл за ними?..
На лице неотрывно смотрящей на ворота пристанища, за которыми исчез фургон, Анны застыла пустота.
- Если бы я погнался за ним, ты могла бы сказать: «Привет», - волчьим желудкам.
- Я знаю!
Девушка резко поднялась и подошла к Шеллу.
- Я знаю! Но так ты решил! Я не этого хотела! Мне не было дела, сожрут меня волки или ещё что, я просто не хотела, чтобы моя скульптура была у него. Ты не слушался ни одного из моих приказов. Так было с самого начала путешествия. В конце концов, ты всегда действовал по своему хотению. Правильно?! Ты не ушёл от меня, потому что у меня было твоё крыло. А если бы ты отправился за моей скульптурой, меня съели бы. И тогда твоё крыло тоже разорвали бы, да? Вот почему ты защищал меня, а не скульптуру. Это единственная причина. Я поняла. Я не могу использовать тебя! Поэтому всё так обернулось!
Пока девушка кричала это, её кулаки со всей силы опускались на грудь Шелла.
Она била его снова и снова. Она продолжала наносить удары, пока вконец не ослабла, а в её руках не осталось ни капли силы.
Слова Анны были порывистыми и неразумными. Она сама должна была понимать это. Но, возможно, она просто не могла удержать их. Так что Шелл позволил ей делать то, что взбрело в голову.
В конце концов, руки Анны упали, безжизненно повиснув по бокам. Измученная, пошатываясь на дрожащих ногах, она добрела до оставшегося фургона и вошла внутрь.
«Это правда. Я ни разу не следовал её приказам».
Единственной причиной, по которой Шелл спасал девчушку всё их путешествие, было крыло в её руках. Пострадала бы она – пострадало бы и крыло. Так что он защищал ей лишь для того, чтобы защитить часть себя. Вот и всё.
Однако в этот раз… в то мгновение, когда волки бросились на Анну…
Он даже не подумал о своём крыле.
Его тело двигалось само по себе, когда он бросился защищать ошарашенную девушку.
Что-то холодное и мокрое упало фею на щёку.
Он поднял голову: над ним простиралось тёмное небо. Казалось, словно сверху лились чьи-то слёзы.